В своём творчестве я исследую темы работы сознания и подсознания, восприятия и распознавания образов, терапевтического воздействия искусства на человека.

Используя предельно минималистичный и схематичный визуальный язык, я ищу точку перехода от абстрактного к фигуративному образу в восприятии зрителя. Расставляя геометрические маркеры на плоскости изображения, я занимаюсь исследованием минимально необходимого количества информации для запуска процесса создания живописного пространства внутри картины подсознанием зрителя.

Я ставлю во главу угла непосредственный субъективный опыт взаимодействия с предметом искусства, стараясь избегать чуждой для процесса визуального восприятия знаковой оболочки в виде дополнительных концептуальных смыслов. Я стремлюсь дать зрителю опыт личного созерцательного переживания от представленного ему мной изображения, в котором, в свою очередь, я создаю/фиксирую определённую информацию сугубо визуального характера. То есть, рассматривая искусство как форму коммуникации в связке: художник (субъект) — физическое произведение (объект) — зритель (субъект), я коммуницирую со зрителем через главный выбранный мной инструмент — изображение.

Если проще, то моя цель — создавать визуальные произведения, которые являются своего рода «вещью в себе»: они ничего не репрезентуют, не обозначают, не символизируют, не содержат метафоры. У моих работ нет названия, так как я не хочу вводить их в текстовую ситуацию, оставляя зрителю единственную позицию, естественно вытекающую из названия его роли, — созерцательную; где он получает свой личный и непосредственный опыт чувственного порядка.

На смысловом поле моё стремление отстаивать именно визуальную (и в принципе, исконную) роль изобразительного искусства в противовес доминирующей сейчас в сфере современного искусства текстовой (концептуальной) функции проистекает из моего многолетнего изучения восточной философской традиции, где непосредственный опыт взаимодействия с реальностью при помощи органов чувств (зрение, слух, обоняние, осязание, вкус) ставится выше, чем косвенный описательный (концептуальный и символьный) опыт. Это напрямую отличает её от западной философской школы, которая использует концепцию как основной инструмент в попытках познать/описать реальность.

Если говорить о техническо-художественной прикладной части, сейчас я активно изучаю и вдохновляюсь древнерусским искусством (иконописью). Имея более чем десятилетний опыт создания работ в традиции супрематизма, на практическом исследовании и развитии которого изначально основывался мой художественный стиль, именно через него (супрематизм) я почувствовал тесную связь с византийской традицией живописи, на визуальных кодах которой и состоялся художественный авангард начала XX века. Приёмы этой традиции, с её особой геометричностью изображения и способами создания метафизического пространства на плоскости, я и стараюсь внедрять в своём актуальном творчестве.